Итак, мы приехали в ''Акуну Матату'', на северный Чавенг. Интересный отельчик, оформленный с выдумкой. Когда нет денег на дорогой кафель и вычурную мебель, достаточно расписать стены жизнеутверждающим орнаментом — эффект будет тот же. Мы пробирались к номеру по дорожке, игриво выложенной булыжниками, мимо садовника, возившегося с электропроводкой и ещё какими-то хозделами. Как ни странно, он был фарангом. Я громко объяснил Наташе, что в отелях такую работу обычно выполняют нанятые бирманцы — люди, которым уже нечего терять и некуда идти. Фейспалм отложился на день, когда выяснилось, что работник был русским и наверняка всё слышал. Да и вся Матата оказалась насквозь русской, начиная с хозяев и заканчивая советскими агитплакатами в баре. Поэтому когда на пару часов вырубили свет, я не рассердился, а заплакал от ностальгии по родным берёзкам и ЖЭУ №7 города Железнодорожный. Иностранцы тоже плачут, когда пытаются воспроизвести дурацкое инопланетное слово ''Zheleznodorozhniy'' и громко смеются в отместку, услышав перевод — Railwaycity. Всё равно они говорят неправильно, заканчивая на ''ий''. Помнится, встретили мы на Яве одного английского паренька. Он сделал страшное лицо и заговорщицки сообщил, что встречается с бывшей москвичкой, и поэтому знает русскую букву ''Ы''. Я брякнул, что в нашем алфавите немало чудес, и вторым по значимости считается космос непроизносимого звука ''Щ''. Одно только слово ''дрыщ'' способно породнить целые народы. Уверен, теперь мы с англичанином заодно.
В ''Акуне Матате'' нам понравилось, но все комнаты были забронированы, и на следующий день пришлось съехать. Я редко пишу о местах для постоя, и совершенно напрасно. Нет темы для странствующего более актуальной и богатой на аналогии. За последние семь лет я сменил сотни бюджетных гостиниц. Они напоминают мне моих же бывших жён.
Всё начинается с радужных картинок на сайтах бронирования или помпезного холла. Есть такой сорт недорогих отелей (и жён), где персонал обитает в дворцовой роскоши коридоров и лобби с кожаными диванами, а постояльцы ютятся в тесных сырых каморках. Я такие подставы выявляю на раз, что не мешает регулярно попадаться в их замаскированные капканы. Сначала вроде бы ничего, даже нравится. Бронируешь, платишь тариф, получаешь квитанцию с круглой печатью. Она заявляет, что пока оставит себе фамилию от предыдущего мужа, так, на всякий случай. Тебе пофигу, как будет называться эта гостиница. Входишь в неё властно, в любое время дня и ночи, валишься на кровать в джинсах. Уходя, не выключаешь кондиционер, чтобы вернуться в прохладу. Включаешь музыку на неположенной громкости, а на все претензии показываешь круглую печать в паспорте. Но проходит время, начинаешь замечать скрытые неудобства. То розетка выдаёт электрический фейерверк, то душ превращается в филиал Баренцева моря. Ворчит, что ты жадный и не даёшь на норковую шубу, или заставляет заправлять простынь по-солдатски, без единой морщинки. Что поделать, в дешёвых заведениях всегда так. Поэтому в моём рюкзаке числятся туалетная бумага, мыло, походное полотенце и сэкономленный шампунь из предыдущей ночлежки, на случай сверхбережливых хозяев. Я экономлю на ночлеге, они экономят на мне. Просто-таки фестиваль всемирного скупердяйства. Жёны достают второе одеяло и переводят тебя на яичницу с сосисками.
Чем дальше, тем вектора движений расходятся всё сильнее. Ты уже думаешь, что не собирался всю жизнь проводить в этом городе, что в мире полным-полно дорог и других гостиниц. Что жизнь идёт, ты уже не тот студент или офисный клерк, что сватался на огонёк в места попроще. А твои бывшие так и остались отелями, где сердца разбиваются вдребезги от походов в ''Ашан''.
Всё-таки гостиницы лучше жён. Язык не повернётся назвать их ''бывшими''. Они не ревнуют к другим гостиницам, не требуют отступных при чек-ауте. Наступает момент выбора — остаться дома, или...
Я совершаю жестокость и уплываю навсегда.
Все путешественники — законченные эгоисты и негодяи, я всегда это говорил. Жестокость — наша работа, ежедневное жертвоприношение Богу Странствий. Выбор уже сделан, в самом начале. Брошенные жёны рыдают, оставленные дома мужья скрипят зубами, дети считают дни, подруги истерят и насилуют Скайп. Половина этого мира готова сойти с ума от ревности и страданий, а ты спускаешься со второго этажа ''Акуны Мататы'' и заходишь в бар, пропустить бокал с апельсиновым фрэшем. Расставлены бильярдные столы, на полках валяются путеводители. Один из них — на русском языке, как раз тот, что очень нужен! Не знаю, что удержало от неминуемой кражи. Может быть, те самые буквы, на которых держатся законность и мораль за пределами Российской Федерации? Нехорошо красть у тех, кто способен без запинки крикнуть тебе вслед: ''Слышь, ты, дрыщ прыщавый!''.
Выходишь на пляж. Такая работа. Вода на северном Чавенге ничуть не чище, чем в северной Паттайе. Самуи? А что Самуи...
Кто-то ездит сюда за свои деньги. Все мы не без греха. Другие, допустим, не могут выговорить русскую версию Railwaycity. Прощаю и тех, и других, в ответ требую простить меня за пустое злословие. Нас помирят буква Ы и akuna matata inside.
